Лиловые перья на синей земле - Страх всплесков, широкий берег. Оттиски чащ горизонтами, где Плещется сумерек мшистый ворот. За пеленой обгоревших заборов Скалы как острые гвозди серег.
Мой мир из запаха тьмы, Из недоношенных звезд и криков Тех, кто лишен горла, рта, и должны Передвигаться шепотом скользким, Стоя на бритой стене перекрестков, Выскобленных перекрестьями бликов.
И ночь в помутнении рассудка Ступает на кости растресканных улиц Уже девяносто четвертые сутки И все не может никак успокоиться - Зовет меня жестким густым белым голосом, И нити его на ветвях растянулись.
Стой, падай, но только не лги. Дни облекаются плотью и кровью. Я строю оттепель из самых благих Намерений, чтобы хоть взглядом дотронуться До тех миров, где роятся и стонутся Твои выдохи, страхи и боли.
День, обваренный паутиной. Ночь безглазая с сотней спален. И в пустоте только шорох длинный Дождей, хлещущих из-под земли. И расползаются тени и сны По протрезвевшим объятиям развалин...
Густотою утлой стелю севера. Сверяю уток с голубыми селезнями. Меряю рот свой, измазанный грязями И обрывками разными Лоскутов фразовых. Ласкай меня жалостно, но ласкою древнею - Крикливого севера холодными ветрами. Пойди со мной выпроси У снега и мороси У мрака и морока, синью не поротых, Души моей выдох, что на тучи продана, И в левом углу ярко выбита проба на Смерть. Я смотрю в небеса отражением Себя же в себя, устилая немением Бездвижно застывшим густые прогалины Копошащейся памяти. Нервной памяти. Но, знаете Ту перелетность севера, Где мыслей немерено, и смертью заверена Его драгоценность. И уток, и селезней, Болезней горячего горя горчащего, В глазах - горечавка, как небо над чащами, И слёзы, и громкие свежие белезны. Стуком утлым луна колотится, Подколов желтой шпажкой волосы. Устилая явления севера Шорохом мерным, Но - не измеренным.
В бесконечно протяжном упругом сне Не красоты и даже не корысти ради Я просыпаюсь в весне Но иду как снег По остророгим дорогам пяти Ирландий...
Дороги клубятся паром туманом мраком Дороги в клубок свиваются под ногой Дождь лаем торопит плакать Но дышит маком Красный закат преходящий в широкий вой.
Я стану и плачем и кровью, я стану горячей. Луна вся истерта гарью солярного воска, Дождь лаем колючим плачет Но голос скачет Мой, как у блаженного Йордана Саксонского.
Пыль водная полнит мне косы, раздутые вихрем, И пол моих глаз чисто вымыт, в царапинах выше. Вся эта ненависть стихнет Но дело в них ли?.. Острые когти у песен, когда не пишешь...
Я заберу в ноябре то что бреет, жалит То что убить хотело, но жизнью стало. Скрылись в туманы дали Пяти Ирландий И я сжимаюсь и в них ухожу опало.
Сердце города бьется В овражинах Корка, В его фонарях прощальных... Дрожится Множится В отражениях На речной глади Ли, Реки, его спальни. Я иду вдоль стен, Осязая шепот, Голубых Зеленых Пурпурных Окладов. Я гляжу в огни, А огни глядятся В мое сердце, Что бьется Полувихревым ладом. Осязай меня. Пророни, что тише, Что нельзя услышать И имеющим уши. И начнется глуше, И застынет звонче В моей шее крик, Что пожар не тушит. В голубятнях Корка В его снах и стонах Зеленеют Снежно Мои Глаза. Я уеду, милый, За своей любовью, Что мне скажет тише - Не смотри, Нельзя. А я стану сердцем Тебя кликать, город, Что оврагов полон, Что пленен мостами. Я уеду, слышишь? Только Ненадолго. Я вернусь, мой светлый. Впереди - Москва.
Такое мягкое небо, Что можно проткнуть рукою. Ветер звучит гобоями, Ветер щекочет небыль. Господи, как нам быть? Господи, mea culpa. Я поступаю глупо, Я не могу уйти И наскрести попутно...
Я бы сказала так - Будь оно то, что будет. Ты в своей книге судеб Все написал, но лак Сдирается с букв маргиналий, Сползает с корпуса скрипки. Если и есть ошибки - Все мои, Господи, все... А сок виноградный - алый.
Я не могу уснуть И не могу проснуться. Я не могу обернуться Сполна в венчальную грусть. И в радости - не могу... Я окольцована небом. Не быть мне ничьей женой. И только звучит гобой Месяца цвета хлеба Светом на леса дугу.
И стены, стены кругом, От востока до запада, Так что и не вздохнуть. Но что-то дыхнет на грудь Смертью, насквозь заплаканной, Смертью, что будет потом.
Я думала, жизнь идет. Я много чего надумала. Но снова - замолкший лед И передвижье сумрака Над белой моей главой... Господи, mea culpa. Я, правда хотела с Тобой Уйти в золотистый улей, Но, видимо, нет его.
Сорвало дождь и октябрь И я как заря беззвонкая, Укрывшись продрожью рябой И рваной, иду за конкой. Бессилен гниющий круг Остывших воспоминаний. Но что-то ползет за нами, Что-то царапает вдруг. - И я так кружить устал... - И я так измучена ночью... А впрочем - хочешь, не хочешь, Наутро - одна весна. Наутро - слепящий прочерк Вместо имен и линий, И станет - хочешь не хочешь - На оба лба одно имя. На оба лба одно темя, Подкова лжи и рассвета. - И я подпишусь за это... - И я размягчу, что стелит И горькую злую темень...
И стало совсем тяжело. И с полным чревом червей Я выдохнула стекло, Умытое ветром развеянным. Я вышвырнула восток На грустный протяжный запад, Где грудь перепашет рог Месяца белолапого. И изчервит виски В решетки летучей крови Разлитие пен морских На скошенный подоконник, Развитие вен и их Из берегов изливание... А свет кулаком под дых Раскалывает молчание. Давайте, девочки, бойтесь Теперь гнева Господня, Пока не разроет колодец На венах моих судоходня. Пока червивое чрево Не ззубится ядовито. А Богоматерь не скажет - Теперь я тоже убита.
Встаю - первая новость, которую слышу по радио: в Ростове православные добились отмены показа мюзикла "Иисус Христос - суперзвезда", т.к. образ Иисуса в спектакле оскорбляет их чувства!
Хочу обратить внимание господ православных - Эрмитаж будет дешевле вообще взорвать, а то там много языческих культовых предметов, живопись на античные сюжеты и пр. мракобесие. Ну всякие оскары уайльды и бреты истоны эллисы давно просят костра. Кроме того, нельзя не обратить внимание и на канцелярские принадлежности: молодежь покупает дневники с накрашенными парнями из рок-групп и тетрадки с полуголыми шакирами. Необходимо изъять подобную продукцию и запустить серию тетрадок ... со святыми (?).
Цитата: "На наш взгляд (т.е. все это ИМХО, но спект надо отменить!... - С. ), образ Христа, который трактуют в опере – неправильный с позиции христианства. Если такая постановка и имеет место быть, она должна быть согласована с патриархией. А в том виде, в котором существует данное произведение, - это профанация. И говорить о том, что опера укрепляет веру - неправильно. Верующий человек не пошел бы на этот спектакль, а пошел бы в храм на богослужение (православным виднее, что верующий должен делать - С. )". www.fontanka.ru/2012/09/28/170/
В общем, Эндрю, говно ты написал и профанацию, ясно? И с РПЦ не согласовал ничего. А верующие должны запомнить - никаких культурных мероприятий. Только храм. А я, кстати, в прошлую субботу в 19-00 пошла на "Служанок" Виктюка, а не на Мессу, и три часа смотрела, как пляшут полуголые мужчины в юбках, и так хлопала и орала, что чуть не вывалилась с балкона. Сжечь меня! Хотя... о чем это я. Я же католичка. Поклонница Лилит и Бафомета. Мне можно.
Постепенно, когда реальность ежедневно разъедает тебя как лишайник, который пронизывает малейшую косточку в самой глубине твоей плоти, все человеческие качества имеют тенденцию быть замененными чувством усталости, апатией или цинизмом. Brian Molko Les Inrockuptibles, июль 1996
Рука полна временем, так ты приходила ко мне - я говорил: Твои волосы не каштановые. Оттого ты подняла их легко на весы страданий, там они были тяжелее, чем я...
Они приплывают к тебе на кораблях и грузят твои волосы, они выставляют их на ярмарках желания - Ты улыбаешься мне из глуби, я плачусь тебе из чаши весов, что остается легка. Я плачу: Твои волосы не каштановые, они предлагают воду морскую и ты отдаешь им локоны... Ты шепчешь: Они весь мир уже полнят мною, а я остаюсь для тебя ложбиной в сердце! Ты говоришь: Возьми себе листву лет - время тебе приходить и меня целовать! Листва лет каштанового цвета, а твои волосы - нет.
В общем-то, это сказал сам Гюстав Флобер. Но я могу его процитировать. Я могу даже сказать что-то свое, но по мотивам, типа : "Гедда Габлер - это я!" В любом случае, на сегодня - я неожиданно как-то в ряду тех, кто стреляется и горстями глотает мышьяк - от невыносимости соседства с этими мелкими душонками. Потому что эти душонки налипают на меня, как полипы на скалы. Потому что в эту категорию стремительно мигрируют мои близкие люди. (Гедда. За что я ни схвачусь, куда ни обернусь, всюду так и следует за мной по пятам смешное и пошлое, как проклятье какое-то!) Я не хочу этим говорить - Ах, пошлые мещане, людишки! Куда вам до меня, до огромной души моей! Я специально говорю про этих книжных героинь - которые, в общем-то, не семи пядей во лбу, живущие заурядной жизнью, без особых талантов и внутренней силы что-то поменять. Но - неизвестно почему - есть внутри какая-то отрава, какая-то линза, которая заставляет смотреть на людей иначе и другого от них требовать. И которая делает соседство с ними не то что тошным, не то что - тоскливым, хотя и это, безусловно, тоже, а просто не-воз-мож-ным. То, что творят люди вокруг, то, как они сворачивают на протоптанную безветренную дорожку, какой никакой жизнью они начинают жить потом, бросает такую ужасную черную тень и на меня (ведь это тот круг, в котором я живу), что после я сижу и даже пошевелиться не могу под этой удушающей массой, которая обтекает вокруг меня как слизь и не дает дышать. И мне становится очень страшно. Так страшно, как будто вдруг открылось, что вокруг меня не люди из плоти и крови, а недоработанные какие-то деревянные куклы. И в этом мире я живу.
Бракк (смотрит на нее полунасмешливо). Обыкновенно примиряются с неизбежным. Гедда (отвечая ему таким же взглядом). Может статься...
На одном из сайтов со мной решил познакомиться мужъчина. Начал он разговор, я считаю, с правильного, сразу располагающего к задающему его и, видимо, призванному заинтересовать меня, вопроса: "привет, Ксения! А что такое католицизм?"
Иногда мне кажется, что все, что нас окружает - это тюрьма. Даже если ты живешь по максимуму самодостаточной цельной и замкнутой в самой себе жизнью, не допуская навязываемых снаружи поведенческих паттернов, соглашаясь с Ницше, что "чужие идеалы зловонны", и концентрируясь исключительно на уникальности своей экзистенции, эти паттерны все равно просачиваются. Они как испарения, они втекают даже сквозь закрытые двери. И никак из этого не вырваться. Люди вокруг - тюрьма, и слова их - тюрьма, и участие в твоей жизни, и советы мимолетом, и байки мимоходом - все это поперечные и продольные балки, мало-помалу, с перемнным успехом, выстраивающие вокруг тебя решетку.
Вот стою, держу весло, через миг отчалю... Сердце бедное свело скорбью и печалью!
Начинается мое путешествие... Мск-Германия-Франция. В Германии надо будет отчитать доклад про ирландские и исландские хулительные песни-проклятия, помянуть Эгиля-скальда и коллективный нид на Харальда Синезубого и Биргира. Доклад, к слову, не написан((, вся надежда на пересадки в аэропортах! Во Франции мне предстоит, наконец-то, просто отдыхать. Даже не могу поверить в то, что еду заграницу не на семинар в кои-то веки. Родной местный приход, кстати, в поездку дал мне боевое и партийное задание - написать на сайт путевую заметку про германских и французских католиков (особенно последний пункт меня умиляет)) - что очень в тему заведенного вчера дневника-путеводителя. Чин Мессы на французском надо подучить, и можно с Богом заходить в любой НотрДам.
Я уже много лет подписываюсь этим словом. По-ирландски cruidi'n (с длинным вторым i, читается примерно как "крыдинь") значит "зимородок". Я очень люблю зимородков. Я толком ничего о них не знаю, но мне нравится эта маленькая бирюзовая птичка. Ассоциировать себя со всякими кошками, волчицами и тигрицами у меня как-то не выходит, а вот зимородок - отлично просто. Он мал да удал. Мне представляется, что это довольно подвижная, шустрая, неглупая и незанудная птица. Она вполне самостоятельно ловит себе рыбку, нападая с воздуха, пищит себе "тиип-тиип-тиип" и путешествует на небольшие расстояния. Нам также важно, что зимородки - такие как бы немного мизантропы (мизорниты?...), любят уединение, не любят других птиц и увидеть их не так-то и легко. Еще мне нравится фраза из Википедии: "У зимородка очень строгие требования к жизни: чистый водоем с проточной водой (не мелкий, но и не глубокий), обрыв и заросшие берега". Вот так вот, господа. Обрыв и заросшие берега, не больше, не меньше. То есть зимородок получился в том числе задумчивым таким декадентом, который может жить только над пропастью... Гнездо он роет в береговом откосе, и вход маскирует кустарниками, сукин сын такой. Еще мне нравится такая фраза оттуда же: "Чтобы стать парой, самец преподносит самке пойманную рыбку". Мне кажется, это просто замечательно! Я, к слову, любую рыбку воспринимаю сразу в каком-то экклезиастическом ключе, как символ Иисуса, потому зимородок, ловящий рыбок для своей возлюбленной - это, по-моему, очень христологично! Ну и, конечно, среди наших блеклых птах средней полосы России, зимородок замечательно красив! Он весь такой бирюзовенький, компактный, с золотыми лапками и грудью, и с синей шапочкой. Китч! "По легенде Ной послал зимородка за огнем. Он взлетел высоко в небеса, и его крылья окрасились в цвет неба. Когда он увидел костер, то спустился и взял головешку, которая обожгла ему перья и лапки, ставшие с тех пор огненного цвета".
Самое странное, что я совсем недавно узнала, что по-английски зимородок - kingfisher, т.е. король-рыбак. И это совершенно потрясающее НЕсовпадение, потому что я очень люблю Короля-Рыбака, и его Бесплодную землю, и поэму Т.С. Эллиотта о них, и роман Кретьена де Труа о Персивале, и саму идею иерогамии правителя и его земли...и год назад я даже доклад на конференции про Короля-Рыбака делала!
Вы лучше меня знаете, что уже давно я вас не радую записями, потому что неизвестно с какой стати - совершенно не могу писать в этом дневнике! По этой причине я переезжаю в новый нарядный дайрик -
Он обещает быть интересным, потому что завтра я еду в большое путешествие Мск - Франкфурт - Марбург - Париж - Бретань - а потом может и Ирландия! И днев был заведен с целью освещать самое интересное, что случится в поездках, и постить фотки ! Кроме того, писать все это, зная, что вы не прочтете, было бы мне очень грустно... Потому тех, кто захочет, я прошу потратить 5 минут своего времени и добавить тот днев в избранное (от этого, наверное, можно не отписываться, хотя можно и да!) Извините, что так выходит, но из дневов тоже приходится перезжать - как с квартиры на квартиру....
Солнце кровоточит. Оно скатывается на самое дно бездны. Оно раскалывается там и кровоточит. Красное и черное. Ярко-красное, раскаленное сердце, расколотое на черепки, как глиняная чаша. Если внутри и началось какое-то кровотечение, то слишком холодно. Так холодно, что кровь застывает в лопнувших органах, не успевая пролиться. А на самом дне времени дотлевает солнце.
- Говорили? Говорили вы с ним когда-нибудь обо мне? - Стоит. Рот весь изогнут и бьется на лице, как красный угорь. Рот весь ходуном ходит. - Брось, один раз. Один раз всего, и я же тебе рассказывал. Стоит. О стену спиной оперлась. Волосы везде. На лицо падают, вдоль спины сползают - скребут, царапают стену. Сейчас ударится головой. Я отвожу взгляд.
А у меня перед глазами так и стоит...картина. Черное, как глотка - все кругом черное, и на дне - огромное солнце, густо-оранжевое, цвета мяса, и как тлеющий уголь раскалывается - и в трещины сразу заливается черное. 21 декабря, ночь. Солнце спустилось в Ад. Солнце - это небесный Орфей. Христос - Solus Invictus.
- Слышишь, ты, я ведь не случайно тогда тебе рассказал... - Это он что же, думает об этом постоянно? Думал... - глаза прямо на меня смотрят. Будто набросится сейчас. Ни мускул на лице не дрогнул. Только зубы так стиснуты, что рот слегка подрагивает. - Нечестно это. Оба вы... Все вы... Все вы так думаете, я-то знаю.