В бесконечно протяжном упругом сне
Не красоты и даже не корысти ради
Я просыпаюсь в весне
Но иду как снег
По остророгим дорогам пяти Ирландий...
Дороги клубятся паром туманом мраком
Дороги в клубок свиваются под ногой
Дождь лаем торопит плакать
Но дышит маком
Красный закат преходящий в широкий вой.
Я стану и плачем и кровью, я стану горячей.
Луна вся истерта гарью солярного воска,
Дождь лаем колючим плачет
Но голос скачет
Мой, как у блаженного Йордана Саксонского.
Пыль водная полнит мне косы, раздутые вихрем,
И пол моих глаз чисто вымыт, в царапинах выше.
Вся эта ненависть стихнет
Но дело в них ли?..
Острые когти у песен, когда не пишешь...
Я заберу в ноябре то что бреет, жалит
То что убить хотело, но жизнью стало.
Скрылись в туманы дали
Пяти Ирландий
И я сжимаюсь и в них ухожу опало.
Не красоты и даже не корысти ради
Я просыпаюсь в весне
Но иду как снег
По остророгим дорогам пяти Ирландий...
Дороги клубятся паром туманом мраком
Дороги в клубок свиваются под ногой
Дождь лаем торопит плакать
Но дышит маком
Красный закат преходящий в широкий вой.
Я стану и плачем и кровью, я стану горячей.
Луна вся истерта гарью солярного воска,
Дождь лаем колючим плачет
Но голос скачет
Мой, как у блаженного Йордана Саксонского.
Пыль водная полнит мне косы, раздутые вихрем,
И пол моих глаз чисто вымыт, в царапинах выше.
Вся эта ненависть стихнет
Но дело в них ли?..
Острые когти у песен, когда не пишешь...
Я заберу в ноябре то что бреет, жалит
То что убить хотело, но жизнью стало.
Скрылись в туманы дали
Пяти Ирландий
И я сжимаюсь и в них ухожу опало.