В общем-то, это сказал сам Гюстав Флобер. Но я могу его процитировать.
Я могу даже сказать что-то свое, но по мотивам, типа : "Гедда Габлер - это я!"
В любом случае, на сегодня - я неожиданно как-то в ряду тех, кто стреляется и горстями глотает мышьяк - от невыносимости соседства с этими мелкими душонками. Потому что эти душонки налипают на меня, как полипы на скалы. Потому что в эту категорию стремительно мигрируют мои близкие люди.
(Гедда. За что я ни схвачусь, куда ни обернусь, всюду так и следует за мной по пятам смешное и пошлое, как проклятье какое-то!)
Я не хочу этим говорить - Ах, пошлые мещане, людишки! Куда вам до меня, до огромной души моей!
Я специально говорю про этих книжных героинь - которые, в общем-то, не семи пядей во лбу, живущие заурядной жизнью, без особых талантов и внутренней силы что-то поменять. Но - неизвестно почему - есть внутри какая-то отрава, какая-то линза, которая заставляет смотреть на людей иначе и другого от них требовать. И которая делает соседство с ними не то что тошным, не то что - тоскливым, хотя и это, безусловно, тоже, а просто не-воз-мож-ным.
То, что творят люди вокруг, то, как они сворачивают на протоптанную безветренную дорожку, какой никакой жизнью они начинают жить потом, бросает такую ужасную черную тень и на меня (ведь это тот круг, в котором я живу), что после я сижу и даже пошевелиться не могу под этой удушающей массой, которая обтекает вокруг меня как слизь и не дает дышать.
И мне становится очень страшно. Так страшно, как будто вдруг открылось, что вокруг меня не люди из плоти и крови, а недоработанные какие-то деревянные куклы. И в этом мире я живу.
Бракк (смотрит на нее полунасмешливо). Обыкновенно примиряются с неизбежным.
Гедда (отвечая ему таким же взглядом). Может статься...
Я могу даже сказать что-то свое, но по мотивам, типа : "Гедда Габлер - это я!"
В любом случае, на сегодня - я неожиданно как-то в ряду тех, кто стреляется и горстями глотает мышьяк - от невыносимости соседства с этими мелкими душонками. Потому что эти душонки налипают на меня, как полипы на скалы. Потому что в эту категорию стремительно мигрируют мои близкие люди.
(Гедда. За что я ни схвачусь, куда ни обернусь, всюду так и следует за мной по пятам смешное и пошлое, как проклятье какое-то!)
Я не хочу этим говорить - Ах, пошлые мещане, людишки! Куда вам до меня, до огромной души моей!
Я специально говорю про этих книжных героинь - которые, в общем-то, не семи пядей во лбу, живущие заурядной жизнью, без особых талантов и внутренней силы что-то поменять. Но - неизвестно почему - есть внутри какая-то отрава, какая-то линза, которая заставляет смотреть на людей иначе и другого от них требовать. И которая делает соседство с ними не то что тошным, не то что - тоскливым, хотя и это, безусловно, тоже, а просто не-воз-мож-ным.
То, что творят люди вокруг, то, как они сворачивают на протоптанную безветренную дорожку, какой никакой жизнью они начинают жить потом, бросает такую ужасную черную тень и на меня (ведь это тот круг, в котором я живу), что после я сижу и даже пошевелиться не могу под этой удушающей массой, которая обтекает вокруг меня как слизь и не дает дышать.
И мне становится очень страшно. Так страшно, как будто вдруг открылось, что вокруг меня не люди из плоти и крови, а недоработанные какие-то деревянные куклы. И в этом мире я живу.
Бракк (смотрит на нее полунасмешливо). Обыкновенно примиряются с неизбежным.
Гедда (отвечая ему таким же взглядом). Может статься...
Просто ужас - до отчаяния какого-то и постоянных депрессий. И не знаешь, как вырваться из этого круга зомби, которым ты говоришь - "есть это" и "есть то", а они говорят - "нам этого не нужно".