...То есть,
все продолжало двигаться, вертеться -
мир жил; и он его не заслонял.
Нет! я вам говорю не о любви!
Мир жил. Но на поверхности вещей
- как движущихся, так и неподвижных -
вдруг возникало что-то вроде пленки,
вернее - пыли, придававшей им
какое-то бессмысленное сходство...
(И. Бродский. Посвящается Ялте (1969))
Есть такие люди - и их, наверное, не так уж много, - каждый предмет встреч с которыми несет отпечаток их тела... Ты видишься с человеком. Вы как-то проводите время. И постепенно некий набор артефактов - запах бергамота и гвоздики, виски White horse, песни Placebo и Doors, вид на Неву с балкона третьего этажа - перестает быть просто рядом разрозненных понятий, а имеет непременным референтом этого самого человека.
Вещи перестают быть бессмысленными. Они становятся ключами, каждый из которых взламывает дверь, за которой целый код из, на первый взгляд, ничем не связанных обломков и обрезков запахов, звуков, вкусов, которые вот уже и складываются в единую картину, как детали мозайки - не отнять, не прибавить, - да так, что даже встреченные по отдельности, через много-много лет, каждый из них будет по-прежнему ключом. Ключом ко всем другим тем самым предметам, а те, в свою очередь, - ключами к стоящим за ними многоликим концептам. И все это будет множиться и множиться, как в зеркалах, и ассоциации будут накатывать волнами, приводя за собой и другие, и третьи... А за всем этим по-прежнему будет стоять один человек.
Если ты заходишь в море и не боишься идти вглубь, то стоило бы помнить, что однажды тебя накроет с головой.
все продолжало двигаться, вертеться -
мир жил; и он его не заслонял.
Нет! я вам говорю не о любви!
Мир жил. Но на поверхности вещей
- как движущихся, так и неподвижных -
вдруг возникало что-то вроде пленки,
вернее - пыли, придававшей им
какое-то бессмысленное сходство...
(И. Бродский. Посвящается Ялте (1969))
Есть такие люди - и их, наверное, не так уж много, - каждый предмет встреч с которыми несет отпечаток их тела... Ты видишься с человеком. Вы как-то проводите время. И постепенно некий набор артефактов - запах бергамота и гвоздики, виски White horse, песни Placebo и Doors, вид на Неву с балкона третьего этажа - перестает быть просто рядом разрозненных понятий, а имеет непременным референтом этого самого человека.
Вещи перестают быть бессмысленными. Они становятся ключами, каждый из которых взламывает дверь, за которой целый код из, на первый взгляд, ничем не связанных обломков и обрезков запахов, звуков, вкусов, которые вот уже и складываются в единую картину, как детали мозайки - не отнять, не прибавить, - да так, что даже встреченные по отдельности, через много-много лет, каждый из них будет по-прежнему ключом. Ключом ко всем другим тем самым предметам, а те, в свою очередь, - ключами к стоящим за ними многоликим концептам. И все это будет множиться и множиться, как в зеркалах, и ассоциации будут накатывать волнами, приводя за собой и другие, и третьи... А за всем этим по-прежнему будет стоять один человек.
Если ты заходишь в море и не боишься идти вглубь, то стоило бы помнить, что однажды тебя накроет с головой.