В белой рубашке туберкулезника
Или душевнобольного
День в середине июня
Набросился на сырые балконы,
Серые холсты неба, реки, стен, асфальтовых улиц
Паутиной во мне растянулись -
Комья льна в растерянных легких.
Легче пули...
И вот - руки - плечи -
Дым, завеса, клочья и пряди...
И шаги твои ровные рядом -
Слишком ровные, слишком... не надо
Писать шагом, что тебе безразлично -
А ведь все безразлично, я хорошо знаю...
И привыкнуть бы надо -
Да все как отрава,
И остынуть бы надо -
Но хлад горше яда,
И я как растерянная монада,
Не отличающая восток от запада.
Ливень чужого тела на землю моего тела -
Тропический ливень, горячий и влажный.
Я умом знаю, что тебе все не важно -
умом... -
Звучит страшно -
Но ведь и правда не важно...
Купи сахарных драже -
По золотому кольцу за каждый -
Твоей ягодной принцессе в ее марципанную бурю -
Она такая крошечная, и вся в твоих поцелуях,
На детских губах, на стеклянных глазах Олимпии,
А где Клара в венчике нимфей, речных лилий?
И выброшенный маятник шагов вдоль плинтуса и двери -
Никогда не оглядывайся, иди,
А я пока задержу дыхание -
Иди -
Под слоем тропического ливня задержу дыхание -
Иди -
Под толщей серого дождя задержу дыхание -
Иди.
Потому что ни один мой крик не дошел до твоего слуха,
Как будто бы воздух был пересыпан песком или пеплом -
Мукой.
И что за мука
Кричать и стонать так глухо,
Что даже капли с воем слетели с крыши,
А ты не слышишь.