бредКогда-нибудь, когда наши дети (если мы по-прежнему будем такими же неосторожными) оставят во мне репродукцию твоего тела (выпущенные репринтные издания), я подумаю о том, что нет никакой духовной близости, и ментальной близости нет. А есть только жар и запах, mi mozalbete, жар и запах... Есть только кровь, которая растягивает тело до умопомрачения, руки, вбивающие пот и пыль в кожу, и ноги, давящие острые хрустящие звезды под собою.
А потом есть только отвращение, до такой степени, что невозможно отпустить тебя, mi chico gitano, такое уродство, которое поражает больше красоты. Влюбляющее в себя, затягивающее, ополоняющее уродство - "узнаешь, какое у него тяжелое тело" - и нанизывать на пальцы слова того же автора: "я мчался по лучшей дороге / в ту ночь - то с горы, то в гору / - на молодой кобылице, / и ей не нужны были шпоры".
Только кровь и запах, mi chico, кровь и запах.
И нет ничего, кроме ядовитого кипения. Кроме искусанной, расцарапанной ночи, обвисающей лохмотьями. Кроме тишины - потому что, конечно, mi loco, нам совершенно не о чем с тобой разговаривать. Ни единого общего слова... И не дай Бог нам никаких общих детей, упаси Боже. Потому что с другими мужчинами я могу провести 12 часов подряд, смеясь, перебивая друг друга и не замолкая ни на минуту. А мы с тобой только и можем, что молчать... Опрокидываться друг на друга, как вода на воду, и, как вода, молчать - не говорить - только шуршать, дышать, плескаться - какие у тебя соленые пальцы, chico, какой у меня горький рот. Есть только жар и запах, mi mozo, кровь и запах, молчание и мокрые волосы.
Беседы, интересы, разговоры, споры, секреты (размножающиеся, наверное, спорами и секрецией) - все исчезает, стирается, тускнеет, меркнет, истаивает... Остается только пустыня. Жаждущая оплодотворения пустыня.