I am of Ireland, And the Holy Land of Ireland...

‘I am of Ireland,
And the Holy Land of Ireland,
And time runs on,’ cried she.
‘Come out of charity
And dance with me in Ireland.’ (W.B. Yeats)

Все, ребяточки, счастливого вам всем лета, хорошей погоды, но главное - настроения, чтобы в душе все было, а не за ее пределами.
А я на месяц уезжаю на Изумрудный Остров, и одному Богу известно, что меня там ждет... Что, конечно, к лучшему.
В сети если и буду, то крайне редко.

Не скучайте, всех целую!

---

Так и скрипело время, как цепь в колодце...
В моих глазах закипали то соль, то сода.
Лучи палой листвой ложились на воду -
Бросало их, как огромное дерево, Солнце.

Восемнадцать слепых чаек кружили в пламени,
Взрезая воздух крыльев и глоток когтями.
Пока рассвет в два окна, скрытых ветвями,
Сплевывал оранжевый свет, как в стеклянные корзины.
А я пережевывала каждое мгновение, как тягучую резину,
Не веря, что ощетинившийся вечер -
И был ли вечер? -
Обратился таким утром - стерильным, гладким,
Ангелом в хирургических белых перчатках
И с бальзамически-уксусным взором.
С его одежд спадали пыльца и споры,
Не несущие в своих зачатиях ни-че-го...
А ты разбудил меня поцелуем в плечо,
Посадив его туда, как птицу с бескостными лапами.
Балкон был рассеянной пудрой белесой закапанным....
И я, как корсар, с попугаем на каждом плече -
Только мои птицы иные - с уст слетевшие -
Молчаливые, белоснежно-нежные, кипенные...
Восемнадцать башен вставали из тлена,
Из преисподней вскидывали головы - настежь,
Насаживали на удочки драконов, бросали снасти,
Поймав на блеск твердых чешуй не одного человека,
Который к себе - от себя - перейти стремится...
Лучи лебединым пухом ложились на реку,
А Солнце линяло ими как дикая птица.

Ты - мое главное паломничество.
Я ползу к тебе на коленях по острым скалам,
Запахи твоей комнаты - мой личный Santiago de Compostela,
Я дроблю ногами звезды на мелкие осколки.
Но из моей крови тоже вырастут османтусы,
Которые ты сможешь заваривать в чае.
А из сгустков моей крови и сукровицы
Появятся миллионы вселенных, на острие иглы,
На острие копья Лонгина -
На твоих острых черных волосах,
В растворе твоих глаз,
Рта,
Острых серьгах.
И мой острый язык
Раздвоился
И стал
Змеевидным.

---

И раз уж меня проглотила печаль, то она же жует меня... И поскольку она меня переваривает, я разлагаюсь под тяжестью ее желудочного сока.

---

А я несла свое тело -
Сосуд, полный ласк и вздохов,
Ликующей плоти.
Закатное небо полосело
Как тигр на охоте,
Зажмурив солнечно-желтое око
Набежавшим облаком -
Надвое расколотым.
Растянувшись в знакомой истоме
Все небо стонет...

Свет исцарапал всю стену своими когтями,
Избрызгал слюною весь потолок и окна,
Стекая по телу пОтом - подземным соком -
Набрасываясь из засады, как волк-цунами,
Зашторенного балкона.
А я лежала
В его укусах, как в уксусных пережёгах,
Случайно занесенная в это логово,
Как пыль, как чайка,
Как огоньки болотные.

Чайки, чайки!
На белом фьорде я, белая,
Белая с белой грудью и белым волосом,
Что слепым-ослепшим, вывихнутым голосом
Молит все ветра за тебя, грешного.
За великого грешника и жену твою - юродивую.
Зелень глаз, как Один, я, в жертву принесшая,
Белая, сине-белая пена вскипевшая,
Чайки, чайки....
Стонут над белым озером.

Кладу ухо на морщинистую грудь моря...
Слушаю втекающие в меня заклятья...
Белый лён тумана набил лёгкие -
Белый лён, шейте, русалки, платья!
Шейте себе по шеям
Раны и срезы -
Шейте их серпами и острой финкой.
Убирайте голос люцерной и донником,
Клевером, медуницей и повиликой.
Пока море не сделает из меня соляную мумию...
Пока я, обветрившись, не стану раковиной.
Чайки, чайки - царапают плечи покатые,
Горло, голос жжет ледяное безумие.

Гроза выпрыгивает из засады, как снежный ирбис.
Громом рычит, бьет по земле лапами.
Приносит дождь, пахнущий грибами и папоротником.
И руки-рыбы в потоке льдистом забились.
И понесла река к темным скалам тени -
И соткала саван из струй вод сплетенья -
И онеменьем
Наконец-то мой голос накрыло...
Я становлюсь неясной, молчаливой и стылой,
Как пар над отцветающими полями,
Как перерезанное дыханье
С отрубленной головы.
И над океаном,
Зажмурив опалово-лунное око
Набежавшим облаком -
Надвое расколотым.
Растянувшись в знакомой истоме
Небо пантерой
Стонет...

---

В акварельном разливе небес
Облака-птицы купались.
Раздулся ее живот
Как хлопковый белый парус.
А что до ядов и трав -
Они у них тоже были.
Но короток памяти век
Лежащих в закатной пыли.
Продолговатые бедра
Укутаны дрожью жуткой,
Холстами льняных небес,
Сном в камышовой юбке.
И бились как рыбы в бочке...
И, словно золой покрыты,
Закрылись тяжелые веки
В минуту последней молитвы.
И встала совсем нагая
И долго впотьмах бродила,
У каждого перекрестка
Беду свою говорила.
Сто тысяч раз рассказала,
Чтоб груз разделить с толпою,
Но лишь тяжелело горе,
Вскипая, бурля и воя.
И с каждым сказанным словом,
И с каждым оборванным жестом
Беременела бесплодьем
Полыневая невеста.
И ставши совсем тяжелой,
Она говорить перестала
И села на желтый камень
Под зарослями коралла.
И сумерки взяв в дыхание,
На выдохе - воспоминание...
Как бились, как рыбы в бочке,
Как спину жёг след молочный,
Как выстлали губы по лону
Дорогу из звезд и из звонов.
Как свет швырял пятна горстями,
И горло давилось дыханьем...
И как набух, за ночь состарясь,
Живот прошлым ветром, как парус.

---

- Слушай, Затворник, ты все знаешь - что такое любовь?
- Интересно, где ты услыхал это слово? - спросил Затворник.
- Да когда меня выгоняли из социума, кто-то спросил, люблю ли я что положено. Я сказал, что не знаю. И потом, Одноглазка сказала, что очень тебя любит, а ты - что любишь ее.
- Понятно. Знаешь, я тебе вряд ли объясню. Это можно только на примере. Вот представь себе, что ты упал в бочку с водой и тонешь. Представил?
- Угу.
- А теперь представь, что ты на секунду высунул голову, увидел свет, глотнул воздуха и что-то коснулось твоих рук. И ты за это схватился и держишься. Так вот, если считать, что всю жизнь тонешь (а так это и есть), то любовь - это то, что помогает тебе удерживать голову над водой.

(В. Пелевин "Затворник и Шестипалый")

---

When logic and proportion are falling sloppy dead...

...Наверное, вот это и есть любовь, я так думаю... Когда я, в середине шалфейного трипа, с воплями "Я Алиса!" и "Ааа... все такое круглое... а вот стоит Андрюша, и он тоже в круге!", ползла по каким-то аркам, отороченным узором из крошечных разноцветных мухоморчиков, и логика и пропорции были, как и поет Грейс, нахер сдохшие, и потом вдруг кто-то меня схватил в этом прекрасном мире - мне так показалось - и я разозлилась и подумала, что это какие-то враги, что это какие-то уроды меня куда-то тащат...и зачем меня вообще кто-то трогает?
А оказалось, - это уж потом рассказали - что пока я каталась по полу, ты пришел посмотреть (это ты потом так и сказал - "Во время трипа главное, чтобы тебя кто-то обнял"), и я сама, САМА вцепилась в твою коленку - я такого даже не помню - наверное, мне казалось, что я хватаюсь за дерево, или что, а еще везде были радуги и поля, - и ты обнял меня, и мы так и сидели на полу скомкавшись... И только когда ты стал смеяться и целовать меня в голову, я поняла, кто это меня держит в руках, и что это не Зазеркалье, а просто твоя квартира... И что что-то случилось, о Господи, неужели трип, и я вцепилась в тебя, валяясь на полу в грязи, и только говорила "Не отпускай меня, только пожалуйста не отпускай меня", а ты отряхивал меня, посмеиваясь - "Ну вот, ты испачкала свою беленькую юбочку".
И как же это так может быть, что сознанием даже и не хочешь, чтобы тебя кто-то трогал, и ужасно злишься от любого вмешательства в твой трип, а потом выясняется, что это ты САМ полз, сквозь миры, сквозь параллельные реальности, сквозь грибные арки, к любимой коленке, чтобы схватиться за нее, как утопающий за круг... И ты даже и не видел ее, потому что был в других измерениях, но как-то, КАК?, ты ее интуитивно, бессознательно нащупал. И тут уж разлад сознания и подсознания (?), потому что пока ты в укуренных мозгах злишься, что кто-то тебя схватил, оказывается, что, наоборот, это ты САМ вцепился в единственного нужного человека, почуяв его, находящегося в обычном мире, из того другого мира непонятно чем (чем-чем... любовью? интуицией?)... как будто бы хочешь (только твоей воли в этом нет, а просто так надо) чтобы он стал проводником из Алисиного мира в этот... и пусть даже этот мир гораздо хуже Страны Чудес, и ты не хочешь-не хочешь оттуда возвращаться, интуитивно ты находишь именно эту коленку...и возвращаешься. И вот уже ты снова в квартире... И вот уже все сидят и смотрят на тебя, ополоумев. И нафига, спрашивается, вернулась...ведь там было гораздо лучше...нафига было все самой портить и хватать эти колени, а потом впечатываться в этот живот? А вот поди ж ты.........
Я была в мире, где тебя совсем нет. И даже сквозь него (сколько параллельных реальностей в тот момент пролегало между нами?) я как-то учуяла именно тебя, вовсе даже и не зная, что это ты, и схватила именно тебя, даже не зная, что - это - ты.......чтобы возвратиться сюда. В мир, где на кухне сидит твоя девушка. В мир, где мы только что выпили виски в честь смерти Джимми 3 июля '71 г. (40 лет без). В мир, где на компе играет Radiohead. И где мы будем сейчас слушать The End.

Зернышко живет под землей и не знает, что ждет его на поверхности. И оно вот так же ползет наобум наверх, из третьего нижнего мира в срединный мир, чтобы ненадолго встретится с солнцем, хотя зернышко даже и не знает, что оно там есть... оно не знает, но оно ползет правильно, и хватает его лучи правильно, и только их и хватает... Потому что вот это и есть любовь. И кто осмелится сказать, что это не любовь и не чудо?...
А... я написала это и только сейчас поняла, что Этне по-ирландски значит "зернышко")))

---

Ваш архетип - Странник

Ценности:свобода, реализация, нестандартные идеи, гипотезы, индивидуальность. Потребности:поиск индивидуальности, раскрытие тайн мироздания, взгляд в будущее. Мотивация: раскрытие загадок природы и истории, интуиция, свобода. Проявление архетипа: Принимает жизнь как приключение, пытается найти в ней свой смысл и предназначение, свое место. Любит философствовать, путешествовать как в мыслях, так и наяву. Эта сильная духом индивидуальность бравирует одиночеством и изоляцией для того, чтобы искать новые пути. Иконоборческий архетип помогает нам открыть нашу уникальность, наши перспективы, наши внутренние позывы. Стиль управления: новаторский. Предположительная ориентация деятельности: хирург, детектив, инспектор, наблюдатель, спелеолог, атомный физик, гипнотизер, психолог, занимающийся глубинной психологией, химик. Лучшее проявление: способность отдавать, чуткость. Худшее: уход в себя, увлечение рефлексией, диктатор, садист Символ: Огонь Осознания. Воплощение: Аид. Стихия: Вода

Пройти тест

---

На дозорной башне не спят
Уже двадцать первую ночь.
Там ребенка качает уставшая мать?
Там пастух оглядел своих сонных телят?
Ждет отец опоздавшую дочь?
Скатываются катышками минуты
С шерстяного одеяла ночи.
А июньские тени плывут -
Эмалевые сине-зеленые кувшины -
В гобеленах колючей крушины,
По парче глубокоглазых кувшинок,
Что жмурятся от солнечных пут.
Опадают пауки с паутин -
Густой воздух жалящ и синь.
Мой господин!
На дозорной башне во тьме
Бдение - ни звука - лишь треск
Перебравшихся костяшек пальцев -
За край башни - и каменный всплеск!
Греми, стучи, наковальце,
В той кузне, которой уж нет.
Это я стою у края донжона
С волосами от тени мутными.
Смотрю, как дотлевают стоны,
Как скатываются катышками минуты,
Как ты постепенно теряешь четкость,
Постепенно теряешь интерес к моему телу,
Не достаешь из огня прогнившее полено -
Все ждешь, чтобы само прогорело.
Не расспрашиваешь о судьбе у нищих,
Наперед вскопав судьбу из гроба
Будующих дней, где она чахнет,
Как Царевна в предвкушении сво-бо-ды...
Низко кружат осы-веретенца,
Больно жалят и жужжат под кожей.
На ковре безжалостного солнца
Ты - меня - одним - кивком - стреножишь...
Опадают минуты с годин -
Ночной воздух колюч и синь.
Мой господин!
Это я на дозорной башне
Жую памятный день, когда клялся
Запечатать меня в мешок с кошками,
Чтоб прибой моих костей не принес,
Чтобы кошки меня рвали, как воск,
Бросить морю в синюю глотку...
А я хотела с твоих черных волос
Лишь снять запах и носить осторожно
В ладанке на узкой плетке
Из аравийских роз.
Опадают ладони со спин -
Глаз рассвета недремлющ и синь.
Ты не бросил в вал - глаза отвернул.
Уже двадцать первую ночь
Я встречаю закатный зеленый канун,
Я бегу по песку, как арабский скакун,
Как к отцу бежит блудная дочь...
Не стреножат тех кобылиц,
Что приходят сами в плеть да в хомут.
На дозорной башне не сплю,
На базарах днем жарким не сплю,
Променяла на ветер уют,
Где меня девять кошек рвут -
Первая кошка - запах,
Вторая - твой голос,
Третья - касание,
Четвертая - волосы,
Пятая - ласки,
Шестая - вкус кожи,
Седьмая - жар крови,
Восьмая - роскошь,
Девятая - та, что никому не скажут...
Не сплю тысячу лет на дозорной башне,
Кошки въевшихся воспоминаний
Раздирают и жалят когтями.

---

---

текст

I don't know how to love him
What to do how to move him
I've been changed yes really changed
In these past few days when I've seen myself
I seem like someone else

I don't know how to take this
I don't see why he moves me
He's a man he's just a man
And I've had so many men before in very many ways
He's just one more

Should I bring him down should I scream and shout
Should I speak of love let my feelings out
I never thought I'd come to this - what's it all about

Don't you think it's rather funny
I should be in this position
I'm the one who's always been
So calm so cool, no lover's fool running every show
He scares me so

I never thought I'd come to this - what's it all about

Yet if he said he loved me
I'd be lost I'd be frightened
I couldn't cope just couldn't cope
I'd turn my head, I'd back away, I wouldn't want to know
He scares me so
I want him so
I love him so

---

...И вот ты сидишь и играешь с Богом в карты. И так пойдешь, и эдак, и как-будто говоришь : "Опля! А я вот еще как могу... Охохо... Ничего себе, какая выигрышная комбинация!"
Сидишь себе и посмеиваешься, выкидываешь картишки и страшно радуешься, что карта-то идет сплошь козырная, что все так удачно складывается. И уже даже прикидываешь, куда бы потратить выигрыш...
И тут, когда уже остается всего-ничего до конца игры, Боженька неожиданно достает из кармана джокера и кладет на стол. И все твои козыри разлетаются, как чертовы бумажки. И ничего уже нельзя изменить, потому что становится ясно, кто вел игру все это время, кто знал, что у него в кармане джокер, пока ты, как дурак, радовался, как ловко обманываешь судьбу. И ты сидишь теперь и отупело смотришь на этого джокера, уронив все свои карты на пол, и понимаешь, что больше себе не принадлежишь, потому что проиграл.
А проиграл потому, что был слишком самонадеянным. Потому что раньше времени выдохнул с облегчением, посчитав, что обезопасил себя и просчитал все ходы заранее. А джокера не предусмотрел.

А вот еще одно. Пока сидишь и удишь рыбу (а ведь мгновения нашей жизни и есть рыбы, которые мы ловим в свои сети), и рыба плывет на нерест плотным серебряным косяком, в жизни не придет в голову возблагодарить Бога и жадно, жадно наслаждаться удачей, запоминать каждую чешуйку, каждый проблеск, каждую блесну. Ты просто сидишь, удишь и достаешь на берег жирную лоснящуюся рыбу.
И только когда рыбы не станет - а ты будешь каждый день еще засветло приходить на берег и надеяться - но рыбы не будет - до тебя дойдет, что те дни, когда они сами так и выпрыгивали в руки - были счастливейшими в твоей жизни. Но ты не знал этого. Не радовался, не запоминал...а просто брал.
И вот ты сидишь, отупело глядя в пустой ручей и изо всех сил стараешься вспомнить каждую чешуйку, каждую блесну... Но поскольку в то время ты не обращал на них внимания и не фокусировал на них взгляда, то и воспоминания получаются смазанные, неудовлетворенные, тусклые, как будто смотришь на них сквозь мутную пленку.
Вот уж правду говорят, "что имеем - не храним..."

---

Время.

Как у слепого всадника, пленника,
Голова по темени свернута
У слепого тощего времени,
Пахнувшего вермутом.

Я ставлю миллионы пластинок,
Глаза - горечь анисового семени -
Стол, стаканы и зерна тмина
Невысаженного, непроросшего времени.

Каждая минута - укус и более,
А каждое слово - отпечаток прожжения -
Брожение часа, его загноение,
Но более - молчание времени.

Когда мёртвые жаждут и алчут,
Пока живые свистят и крестятся,
Я в коме-коконе отдамся плачу
И стуку времени.

Если высадишь - соберешь сторицей,
Но ты не сажаешь, не жнешь, не пашешь.
Я покрываюсь пеплом сукровицы
Как сетью мурашек.

И разрывают живых мёртвые
Под амфитеатром на память и лишнее.
Небо разодрано воем и клёкотом
Над склёванной вишнею.

Пока ты хранишь в кулаке забвение,
В моих сухожилиях страсти воют -
И в них зарастает память о времени
Объятий, пахнущих кровью.

---

ENCUENTRO

Ni tú ni yo estamos
en disposición
de encontrarnos.
Tú... por lo que ya sabes.
¡Yo la he querido tanto !
Sigue esa veredita.
En las manos
tengo los agujeros
de los clavos.
¿No ves cómo me estoy
desangrando?
No mires nunca atrás,
vete despacio
y reza como yo
a San Cayetano,
que ni tú ni yo estamos
en disposición
de encontrarnos.

---

Так никогда и не могу понять, почему чем больше любишь человека, тем херовее в его адрес пишутся стихи, или вообще не пишутся, а уж песни-то и подавно не пишутся... А писать начинаешь, когда уже подотпустило, а пока совсем нарывает, ТАК нарывает - ни в жизни ни один стих не появится... а вот если время прошло, то можно и написать по горячим следам что-то... Но если еще жжется, то совсем никак.
А некоторые истории проходят совсем без стихов, а некоторые - засорены плохими, а некоторые - полны восхитительных (это, как правило, те истории, которые так и не появились на свет - они прекрасны в песнях своей нерожденности - лебединых песнях).
Никаких метафор нет в голове, вообще ничего, никаких слов, рифм и аллитераций. Только жжется и тошнит всего одной фразой -
Я люблю тебя, я так люблю тебя.

Сколько раз эти слова крутились у меня на языке. Сколько раз я произносила их в голове не в слух, лежа на твоем плече. Сколько раз - сколько поцелуев на моем лбу - сколько раз... Я люблю тебя, я так люблю тебя. Я. Так. Люблю. Тебя. Даже из звуков этой фразы, поставленных в какой-нибудь другой порядок, я не могу ничего написать, хоть как-нибудь пустить кровь... Эти звуки встают в раз и навсегда установленный порядок - я так люблю тебя. Как-будто нет никаких других слов.

Я ненавижу свое лицо, свой интеллект, свое умение разрушить покой и сделать ситуацию острой и висящей на волоске от полного краха. Я люблю тебя. Я так люблю тебя, я люблю то, как ты любишь меня, люблю то, как ты говоришь, люблю твою музыку и то, как ты выстукиваешь пальцами ритм по моей руке и шее, люблю твои волосы и кожу. Я так люблю тебя... Я люблю все в этих встречах - каждую молекулу времени.

Но раз уж ты не любишь меня, то вот мне надо все к черту разрушить, все к черту разнести, не оставить камня на камне... Оттолкнуть тебя, испортить все хорошее отношение, обезобразить себя в твоих глазах и, тем самым, наверное, сделать в твоих глазах еще прелестнее твою девочку-робота. А может наоборот, это мое уродство тебе безразлично, и это даже страшнее. Вот это по-настоящему страшно. Ты просто подумал, что я сумасшедшая, наверное, или ничего не подумал...

Что там впереди? Я не знаю. Какой будет наша следующая встреча? Я не знаю. Это так отвратительно. Я так люблю тебя. А ты имеешь полное право никогда меня больше не поцеловать. И это, если честно, мои проблемы - как я это переживу. Это моя вина - и мои проблемы - как я буду жить дальше, расслабься.

Но все дело в том, что я так люблю тебя, так люблю тебя, что не могу даже выплеснуть это в стихах, а только - в ненависть.

---

В белой рубашке туберкулезника
Или душевнобольного
День в середине июня
Набросился на сырые балконы,
Серые холсты неба, реки, стен, асфальтовых улиц
Паутиной во мне растянулись -
Комья льна в растерянных легких.
Легче пули...
И вот - руки - плечи -
Дым, завеса, клочья и пряди...
И шаги твои ровные рядом -
Слишком ровные, слишком... не надо
Писать шагом, что тебе безразлично -
А ведь все безразлично, я хорошо знаю...
И привыкнуть бы надо -
Да все как отрава,
И остынуть бы надо -
Но хлад горше яда,
И я как растерянная монада,
Не отличающая восток от запада.
Ливень чужого тела на землю моего тела -
Тропический ливень, горячий и влажный.
Я умом знаю, что тебе все не важно -
умом... -
Звучит страшно -
Но ведь и правда не важно...
Купи сахарных драже -
По золотому кольцу за каждый -
Твоей ягодной принцессе в ее марципанную бурю -
Она такая крошечная, и вся в твоих поцелуях,
На детских губах, на стеклянных глазах Олимпии,
А где Клара в венчике нимфей, речных лилий?
И выброшенный маятник шагов вдоль плинтуса и двери -
Никогда не оглядывайся, иди,
А я пока задержу дыхание -
Иди -
Под слоем тропического ливня задержу дыхание -
Иди -
Под толщей серого дождя задержу дыхание -
Иди.
Потому что ни один мой крик не дошел до твоего слуха,
Как будто бы воздух был пересыпан песком или пеплом -
Мукой.
И что за мука
Кричать и стонать так глухо,
Что даже капли с воем слетели с крыши,
А ты не слышишь.

запись создана: 18.06.2011 в 18:16

---

17.06.2011 в 03:13

Пишет  DFox:

разговорчики в раю
ты любишь меня как маленькую. слабый чай
наливаешь в чашку с цветочком, подсовываешь конфету,
и целуешь в лоб, и в одиннадцать гасишь свет.
разобью твою чортову чашку. скажу, нечаянно.
и как ни споткнусь - все нежность,
и как ни заплачу - жалость.
а я не маленькая совсем, меня четырежды звали замуж,
и я ни разу ни за кого не вышла.
мое сердце трижды разбито и склеено трижды,
погляди у меня внутри, там давно все выжгло.
а ты любишь меня как маленькую, как лапочку,
и поэтому я все время хожу на цыпочках,
чтобы казаться выше, каланчой расти, греметь воскресною колокольней,
а ты любишь меня как маленькую, зачем это ты, мне больно...

ты любишь меня как большого, а я забыл кошелек и шарф,
мерз на автобусной остановке, смотрел в рюкзаке и в карманах шарил.
ты ходишь неслышно и коротко говоришь, чтобы не помешать;
а может быть, я хочу, чтобы мне мешали!
давай говорить, что на улице гадко и дождь пошел,
дурачиться, спорить по пустякам, ловить на шее щекотный шепот,
а то я думаю про большое, пью кофе такими вот чашками, как большой,
и вечером скорая помощь приедет ко мне, как к большому.
а ты все время спрашиваешь: неужели не надоела? -
как будто я занят очень серьезным делом.
нет бы сказать: ошибись где хочешь, я потерплю.
но ты любишь меня как большого. я тоже тебя люблю.

ты любишь меня как попало, как кто угодно,
как пить апельсиновый сок, как фотографировать крыши,
ты любишь меня, говоришь, что со мной свободно -
тебе с кем угодно свободно, никто не лишний,
ты любишь тонких и толстых, существующих и бумажных,
а мне бы взять и пропасть - поглядеть, как тебе станет страшно,
как станет неловко и холодно, тихо и опустело...
я так боюсь, что не станет, в этом-то все и дело...

наизнанку вывернули же, черти, как мне теперь рассказывать,
что больше всего на свете
я хочу сто сорок четыре тысячи глаз.
чтобы как только закончится земная зимняя маета,
в каждом зрачке унести по лицу - растерянному, живому,
с веснушками на носу и с морщинками возле рта,
с проседью на висках, глядящих в темные водоемы
пьющих взахлеб шоколадный август, бессонных на бледной заре,
и еще я хочу диктофон с нескончаемой пленкой и батарейкой.
выговаривать их бесконечно, не путаясь, не фальшивя,
целую темную вечность, пока иду
туда, где потом соберутся все маленькие и большие,
в городе занебесном,
в следующем году.

(с) raido

---

Мага закрыла за собой дверь и села на обитый зеленым сукном табурет. Зачем выбирать одно, если есть два вида любви?

Есть мужчины, разговор с которыми похож на бег времени - незаметно, легко, а все же оно летит себе, не прекращаясь, с постоянной скоростью, только иногда притормаживая на поворотах или ускоряясь в заносах пыли и ветра. И не нужно примешивать к этому сопряжению слюны и стонов - есть только вечный покой, когда он обнимает тебя и ты думаешь - "все, я в домике". И тут уже может подниматься космический смерч или дуть ветер из иных галактик (и небо станет как власяница, и - добро пожаловать - земля дрожит под четырьмя всадниками, я слышу цокот копыт коня бледа), а изнутри живот и грудь (тела ли?) продолжают вылизывать волны прибоя своими гладкими теплыми языками - плап-плап-пл-хл-упл... Вот видишь, в мире не осталось совсем ничего страшного.
Страшным был шалфей предсказателей - Salvia divinorum - линия горизонта сделалась круглой, как будто мы в городе, построенном на спине кита - и этот кит несется во весь опор по волнам мирового океана. А океан штормит, и кит переворачивается то на один бок, то на другой - хуже чем воздушные ямы в самолете, летящем через Атлантику. Мы опускаем ладони в вечернюю реку. Сиреневый туман, прозрачно-аквамариновая вода и мандариновые фонари. Кольца Маги (бижутерия, и все с распродажи, хотя нет, стойте, одно из них - еще материнское и, вроде бы, даже серебряное) сияют под слоем воды, точно это не стеклышки, а драгоценные камни Авалона. Наши ладони шарят по гальке, как две белые рыбы. Но руки, вырастающие из-под земли, тянут меня за собой в преисподнюю... Шалфей предсказателей. Держи меня, пожалуйста, крепче, soulmate, ты - шаман, вырывающий мою душу из этого сплетения корней и листьев сальвии, из зеленого плена засасывающих зеленых губ и зубов, из зеленой бури, зеленой бесконечности смерти. ((Verde que te quiero verde. Verde viento. Verdes ramas <...> verde carne, pelo verde, con ojos de fría plata...))*
Глаза Маги действительно стали как зеркало.
Другой потом вел ее по тропинке, поддерживая за талию - cause soulmates never die - и Мага вновь думала: "все, я в домике". Зеленый Рыцарь в доспехаха из шалфея и марихуаны ускакал на своем коне бледе прочь, становилось очень холодно и сыро, и все вместе это значило, что она пока еще не умерла, а если и умерла - то воскресла. Шаман-Гавейн одержал победу над Зеленым Рыцарем в битве, трофеем в которой была ее, Маги, жизнь.
Я люблю тебя, соулмэйт, я так люблю тебя... Давай помолчим. Я даже не помню, как ты убрал руку с моей ледяной талии.

Но есть и другие мужчины. Те, которые хватают тебя за руку и ведут за собой на скалистый обрыв. И вы стоите там, под шквалами грозового ветра и сверхъестественным ливнем, и смотрите друг на друга так, как будто впервые видите, а вместе с тем - узнаете друг в друге все истории всех любовников на свете. И когда подует космический смерч, вы будете любить друг друга на самом краю обрыва, до изнеможения, он - не давая заглянуть тебе в бездну и поворачивая к ней всем лицом, ты - находясь сверху и снизу одновременно. (Мага грызет ему плечи : а поцелуи - как рюмки коньяка залпом).
В раскладе на таких мужчин все время выпадает пятнадцатый Старший Аркан. Ну и что? Главное помнить, что стена не монолитна и в ней есть прорехи в человеческий рост. Главное помнить, что цепи - что шелковые нити, а ключ от замка висит совсем близко. (Осторожно, ближе, бери, ну что же ты...) В конце концов, Ева сорвала этот плод (яблоко? смоковницу? гранат?) с Древа Познания, а не слабоумия. Ставка была очень высокой - вы согласны? Мне всегда казалось, что при таком раскладе игра стоит свеч, она стоит того, чтобы принять в ней участие, даже если заведомо знаешь, что ты - в проигрыше. А Байрона ждал скандал за поэму "Каин", потому что Дьявол в ней был мудрее Бога, Дьявол учил и соблазнял знанием. И если так, то бери мою руку, ну что же ты, и я последую за тобой на обрыв. Мага идет совсем босая. Камни царапают ей пятки. Может быть, из ее крови по ее следу вырастают алые маргаритки - она никогда не увидит этого, потому что оглядываться нельзя (это как с Орфеем и Эвридикой - оглядываться нельзя ни при каких обстоятельствах!), но она уверует, что это так, и вскоре все скалы над бездной будут увиты маленькими багряными цветочками.
Мы не будем молчать - говори, говори, пожалуйста, больше. Маге так нравится тебя слушать и чувствовать себя дурочкой. Твой голос заглушает шквал ветров иных галактик, метеоритный дождь и неизбежность моря. Научи меня - и без разбору - раз уж мы так несведущи в арамейском и древнем иврите, и не можем разобраться и правильно перевести, что там росло на этом самом древе - неси все, что есть в холодильнике, - чтобы уже точно не ошибиться - яблоки, фиги, гранаты (что там еще?) - и мы нарежем фруктовый салад в Эдеме (гостиничный номер на двоих с видом на цветущий сад).
А потом он прижимает задыхающуюся Магу к своей загорелой груди, гладит по голове и целует в лоб (о, Господи, что же так быстро сохнут губы), а воздух такой горячий и раскаленный, такой древний, такой вневременной... (Что? За последние минут произошел конец света? А мы не заметили...(тут главное не переборщить с этим местоимением "мы", его интегрирующая, объединяющая функция может быть очень обманчивой, ведь как интересно-то, а, число множественное, а лицо - первое, как и в случае с "я", как будто бы это "я" распалось на двое, оставаясь при этом единым целым - ну и вот, я же говорила, что мы сиамские близнецы! - и все же буквально через мгновение никакого "мы" уже может и не быть, и остаются "я" и "ты"/ "он", далекие друг от друга, как непересекающиеся прямые, безразличные, как 7000 лье воды над утопленником)).
Мага кладет мокрую голову на его грудь. Я люблю тебя. Я так люблю тебя...

Я не говорю, думает Мага, сидя на табуретке, обитой зеленым сукном, что первая любовь не может перейти во вторую. Соулмэйт, родной мой, просто приди и возьми. Мага знает, что мужчина - активное начало универсума - Гавейнов меч или острая шпора, а женщина - пассивна, как любой другой предмет, как ножны или кобылица - не пришпоришь, не понесет. Так приди и возьми, прочитав в иероглифах моих бровей, рта, пальцев - и в разноцветной клинописи на радужной оболочке глаза, что уже пришло время.
Тут нет ничего унизительного. Потому что шлюха - Богородица (в обе стороны), и тут уж вам и Магдалина, и средневековые карнавалы, и литания. Потому что царевна из сказки - это трофей, это цель и предмет, такой же, как Эскалибур, волшебный напиток и корень мандагоры. Приди и возьми меня, я просто вещь, оставленная на каминной полке, - только всему свое время, я же не сказала, что женщина - это холодная банка пива из холодильника, которую можно цапнуть в любое понравившееся время и выпить до дна залпом - на улице так жарко (хватит уже возмущаться), я же намекнула, что она - Чаша для евхаристии. Святой Грааль. Не надо трогать грязными руками, черт тебя подери! Не надо хватать ее до того, как вынесут Святые Дары и положат на язык гостию. Но если я уж сказала, что soulmates never die, так чего же тут медлить...
Пересеки две параллельные прямые, сведи две разновидности любви в одну (достаточно отклонить одну из них всего на 1 градус и уж где-нибудь они точно пересекутся) - и мы пойдем с тобой на самый край обрыва, что над горячей и широкой бездной - конца-края не видно - и будем любить друг друга до изнеможения... И когда ты повернешь меня лицом к обрыву, запутавшись в моих скомканных волосах, я увижу - о боже - что никакого обрыва нет и в помине, что это просто ... море, и потому-то ему конца-края не видно. МОРЕ. Что оно так близко и так далеко, и так же упирается животом в горизонт, как и я в тебя, и что его гладкие и теплые языки вылизывают мои грязные от песка руки и спину... Я больше не буду бояться упасть в бездну, потому что ее не существует, а в море я плаваю лучше любой рыбы.

Но ты медлишь, соулмэйт, ты медлишь, ты все так же обнимаешь меня, не говоря ни слова, и твоя забота обтекает меня и обволакивает, как речная вода, полная белоснежных нимфей. А мне всегда так хотелось приобщиться святости - пре-су-ще-стви-ться (Transubstantiatio, ut notio philosophica, est mutatio alicuius substantiae in aliam **) - поэтому Мага встанет и оденет черное платье, и поедет на автобусе к тому, на которого в любом раскладе выпадает пятнадцатый Старший Аркан, потому что шлюха - и есть Богородица, и покуда он пресуществляет ее тело в жаровню, полную раскаленных красных углей, и набивает ей легкие льном и ватой, делая мокрые волосы губкой с морского дна, Мага снова умрет и воскреснет. Бесконечный фениксоцикл.
Послушай, что я только что прочла, и потому у меня еще есть надежда свести воедино два эти вида любви:
Параллельными прямыми называются прямые, которые лежат в одной плоскости и либо не пересекаются, либо совпадают.
Я подожду - может быть, в ком-нибудь третьем, они совпадут.
Мага встает с зеленого табурета, открывает окно и закуривает.
Грядет месяц винограда, а значит мы снова будем пить вино и гадать на таро, слушать рок и джаз, погружаться в чужие глаза и переносить меридианы с одной широты на другую. Откройте пошире окна, я задыхаюсь - слишком много любви...

Тогда Мага берет сумку, кладет в нее зажигалку, сигареты, "Игру в классики" Х. Кортасара и идет к автобусной остановке.

__________________________________________________________________________________________________________
* Зеленой люблю тебя, зеленой. Зеленый ветер. Зеленые ветви <...> зеленое тело, зеленые волосы, с глазами холодного серебра (исп.) (Ф. Гарсиа Лорка "Сомнамбулический романс").

**Пресуществление, в философском смысле, есть мутация одной субстанции в другую (лат.)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

...В поместье Кервола без конца рассказывали бы эту историю. Если бы знали ее. Без конца. Всякий на свой лад - и все вместе. Рассказывали бы о тех двоих, что ночь напролет возвращали друг другу жизнь, ее и его, губами и руками, девочка, не видевшая ничего, и мужчина, повидавший слишком много, один в другой - каждая пядь кожи как обратный путь открытий, - вкус целого мира, выпитый изо рта Адамса и снова забытый на груди у Элизевин - в лоне той трепетной ночи - ... - вздохи, вздохи в гортани Элизевин - летящий бархат - вздохи при каждом новом шаге в мире, где раскинулись невиданные горы и причудливые заводи - на животе у Адамса покачивается в такт беззвучной музыке девочка-пушинка - кто бы мог подумать, что, целуя глаза мужчины, видишь так далеко, а гладя ноги девочки, бежишь так быстро и убегаешь - убегаешь от всего - так далеко - они держали путь из двух оконечностей жизни и, вот что странно, никогда бы не соприкоснулись, пока не прошли бы от края до края вселенную - невозможно поверить, но им даже не пришлось искать друг друга - ... - об этом рассказывали бы в поместье Кервола, пусть каждый помнит, что люди никогда не бывают настолько далеки, чтобы не найти друг друга - те двое были разделены как никто другой, а теперь - голос Элизевин переходит в крик, потоки откровений переполняют ее чувства, и плачет Адамс, слыша, как она наконец-то - наконец-то - изливает душу - наверное, мир - это рана, и кто-то зашивает ее в этих переплетенных телах - и вот что странно - это даже не любовь, а руки, кожа, губы, вкус, восторг, совокупление и страсть - возможно, грусть - пусть даже грусть - и страсть - они будут рассказывать о них, но не произнесут слова "любовь" - они скажут тысячи слов, но умолчат о любви - все умолкает вокруг, когда внезапно Элизевин чувствует, как ломается ее спина и меркнет сознание, она сжимает внутри себя этого мужчину, судорожно хватает его руки и думает: сейчас я умру.
Она чувствует, как ломается ее спина и меркнет сознание, сжимает внутри себя этого мужчину, судорожно хватает его руки - и понимает,
что не умрет.
...
Как сказать такому мужчине, что и я хочу чему-то его научить: лаская меня, он должен понять, что судьба - это не цепь, а полет, и если он действительно хочет жить, он может жить...

(А. Баррико "Море-океан")